Чудо-пушка Якова Зотина
В декабре 1811 г. из Главной конторы Екатеринбургских заводов за подписью обер-берг-мейстера А. Агте получен был указ о направлении на Нижнюю Исеть с пермского Юговского завода мастерового Якова Зотина: «И о позволении ему сделать из железа пушку».
Решение-де принято на самом верху – в Департаменте горных и соляных дел, и имя Зотина прозвучало уже и в Военном министерстве. И в судьбе мастерового принимают участие и горный начальник И.Ф. Герман, и сам директор Горного департамента Андрей Федорович Дерябин.
До перевода на казенный Юговской завод служил мастер на Верх-Исетском заводе Яковлевых: «Обучился там разным ремеслам. И по многим опытам нашел средство с лучшею надеждою и прочностию делать из железа, наподобие стали, пушки так, что оные против имеющихся в армии таковых же медных равной пропорции зарядов действовать могут не токмо на равную дистанцию, но и превосходством».
Сделаем здесь краткое и для многих неожиданное отступление. Дело в том, что уральские чугунные пушки, прославленные многими историками, в реальности очень многим портили жизнь и на уральских заводах, и в русской армии. Подлинным бичом чугунно-пушечного производства были «раковины» внутри стволов и «ноздри» снаружи. Не менее половины пушек, точнее пушечных болванок, приходилось браковать уже на этом этапе. Далее, на этапе внутреннего сверления и наружной обточки стволов случались неизбежные и частые повреждения, из-за которых приходилось браковать еще не менее половины пушек. Наконец, в ходе указных пробных стрельб на заводских полигонах разрывало, по нашим данным, не менее трети стволов или же по свидетельству признавалось негодными. Таким образом, в армию поступали, может быть, одна или две пушки от десяти первоначально отлитых. Из армии также постоянно приходили нарекания на оказавшиеся негодными к стрельбе или разорвавшиеся чугунные пушки. В качестве примера можно привести полную драматизма долгосрочную производственную операцию, длившуюся на Каменском заводе все 1760-е годы. Растянувшаяся на десять лет попытка усовершенствовать чугунно- пушечное литье практически не дала результатов. Несомненно, что основной технологической причиной тому бедствию была хрупкая структура самого чугуна. До сих пор проблема нехватки качественных орудий решалась лишь за счет пушек из меди – металла более пластичного, но и в несколько раз более дорогого. Поэтому известие о некоей пушке из железа, «наподобие стали», близкой по свойствам к медным пушкам, вызвало подлинный ажиотаж и в горном, и военном ведомствах.
В марте 1812 г. мастеровой со всем семейством перебрался в Нижне-Исетск. С приданными ему людьми трудился мастер два месяца и в мае представил готовое изделие: «Железная небольшая пушка, совсем сделана, высверлена и обточена, весом в 14 пуд 37 фунтов». И в день начала войны, 12 июня 1812 г., во всеуслышание объявил, что ни убавлять, ни прибавлять ни в котором ее месте не собирается: «В присутствии конторы объявил, что железную пушку к пробе представить желает не иначе, как в каком она ныне виде находится. А в прочем ничего до опробования не переменять». В общем, выглядело это так, что на далеких заводах появилось в самый критический момент нечто стратегической важности – секретное оружие русских. И что не страшен теперь сам Бонапарт.
Штабс-капитан Масалов немедленно отозвался: «Сия пушка есть новое изобретение, почему мне и надобны как верный план оной пушке, так и цель ея приуготовления, дабы учинить оной осмотр и утвердительную пробу, как со стороны прожекта, так и по годности в существе ее». Он, кстати, первым обратил внимание (по крайней мере, сделал это в письменной форме), что она не литая, а выкованная вручную. Он называл ее «железо-кованной». И.Н. Подоксенов резонно заметил: «Пушка сия сделана по умственному сего Зотина прожекту, которой плана не имеется». Он, впрочем, не упомянул, что мастеровому составить чертеж было бы не под силу по неграмотности его. Масалов, не менее резонно, настаивал: «Вновь прожектированная пушка не имеет точного шкального 3-фунтового калибра, а более в местах полу-фунтом, почему и не имеет быть опробована до тех пор, покуда не приведена в настоящий калибр 3- или 4-фунтовую. Причем же канал не ровен и с царапинами. Но как мастеровой Зотин просит неотменно выполнить поскорее предписание и желание свое, то и прошу контору предложить Зотину прописанное правило». Сверх того он затребовал подробное описание пушки. В первую очередь его интересовал расход материалов и реальная стоимость ее. Из заводской конторы отозвались, что с этим как раз все в порядке – пушка обходится дешевле чугунных: «А ежели б таковых делаемо было в пристойном одному мастеру количестве, то цена оных была б ныне обошедшего умереннее». В сентябре ее довели до стандартного 3-фунтового калибра, объявили о готовности к пробе и 10 октября представили Масалову.
Количество пороха к трем пробным выстрелам было отпущено как на пушку медную – более пластичную. Накануне проб несколько удивила позиция Зотина: «Просит сделанную им пушку опробовать, устраня от того г-на Масалова». Одновременно он сделал в заводской конторе и громкое заявление: «Обнадеживает, что может делать разборные трех- и шестифунтовые пушки, которые будут брать с гор и болотистых мест, и по выстреле могут быть бомбардирами разобраны, и всякий из них свою часть может нести на руках, не требуя лошадей».
Масалов же относился к предстоящим пробам более чем серьезно: «Прошу для таковой новой пробы поставить на пробном месте деревянные подклады, дабы лучшее было можно после каждого выстрела делать наблюдение в канале. И сделать в виде прибойника с деревянною древкою поршень, обитый кожею, чтобы он как можно плотнее приходил к каналу орудия, не имея никакого зазору… Для пробы потребны ядра самые верные как в весе, так и фигурою. Почему и прошу представить четыре ядра ко мне для окалибрования их двойным кружалом… Требуются пыжи из пакли, весом в 24 золотника каждый». Испытание пушка выдержала. Надо полагать, даже с отменным успехом. Масалов упоминал уже в ноябре: «Сам собою одобрить орудие не могу. Но что оно ковано из цельного железа – весьма хорошо, и что выдержало надлежащую для чугунного такового ж калибра пробу, а за сим может выдержать и полное действие, в том со своей стороны положительно одабриваю».
Однако же заметил не без яду, что проба проводилась, судя по его ощущениям, при морозе ниже дозволенных Артиллерийским департаментом 10 градусов: «Но на Нижне-Исетском заводе для сего нет и термометра… А что Нижне-Исетский завод не совершенно снабжен всеми нужными инструментами для принятия орудиев, сам заметил во время пробы отделанной на том заводе железной пушки в октябре-месяце, когда уже начались довольно сильные морозы». Кстати, он тогда же рекомендовал наградить Зотина дополнительным серьезным жалованьем. (В исторической литературе об этом отчего-то не вспоминают.)
В дни, когда остатки «двунадесяти языков» покинули пределы России, прославившегося мастерового вызвали в контору, объявили о трехкратном повышении оклада и об отзыве Германа: «О деле сложного железного орудия нашел оное уважительным по удобности строения в нынешнее время потребной к сему машины и по совершенному недостатку в рабочих людях. А по сему, похваляя усердие и примечательную способность Зотина к делу по его прожекту железных пушек, рекомендует оставить занятие его по сему предмету до удобного к тому времени». Как выяснилось в том году, русские чугунные пушки тоже на что-то годятся. Их изготовители, впрочем, повышения оклада или иного награж- дения не удостоились. В начале 1813 г. из Артиллерийского департамента поинтересовались: можно ли зотинскую пушку рассверлить до 6-фунтового калибра? В феврале Зотин ответствовал: «Желает и надеется он, рассверля канал при утоне- нии стен, что его орудие выдержит пробу».
А спустя два месяца объявил о новом изобретении. Точнее сказать, об озарении, поскольку чертежа опять не было, а объяснить неграмотный изобретатель мог лишь на пальцах: «Вновь изобретаемое им сухое колесо, имеющее действовать без огня, воды и паров, может быть годно ко всякому заводскому действию или машине. Ежели благоугодно будет привесть сие в испытание, то повелено бы было с мая-месяца сего года начать его строить. К чему и потребно будет занять лучших плотников, кузнецов и слесарей до двадцати человек». Сухого колеса так и не начали строить, да и, строго говоря, не ясно, чем бы оно принципиально отличалось от множества колес и приводов сухой передачи, что устраивали на Урале с середины XVIII века.
Кажется, к тому времени мастер уже несколько переоценивал себя и свой вклад в общее заводское дело. Во всяком случае, директор Горного департамента А.Ф. Дерябин, сын приходского священника, сам начинавший с заводских низов, вдруг объявил, что Я. Зотин добивается встречи с Александром I: «Мастеровой Зотин просит о доведении до Высочайшего сведения изобретения его железных пушек и сухого колеса…, также о вспомоществовании ему на приезд в Петербург для объяснения других известных ему изобретений… Артиллерийский департамент предписал чиновникам своим произвести дальнейшие испытания. Когда таковые окончатся и по оным докажется польза изобретенного им орудия, тогда все сие доведено будет до сведения Государя императора».
Известно, что в марте или апреле 1813 г. с зотинской пушки снят был наконец план, и вместе с планом отправилась она с весенним караваном в столицу. А сам Зотин после этого сделался не нужен. Мастеровой завел промысел – делал на продажу и по заказу медные серьги. А потом и бес его попутал – попытался продать местному крестьянину отшлифованный медный слиточек за золотой. Не подумавши, что все местные знают, как выглядит настоящее золото. Мастерового разоблачили, присудили к 25 ударам палками, но за прошлые заслуги смягчили наказание до отработки штрафа в нерабочие дни.
Пушка его не пригодилась. Очевидно, что мастер сделал шаг в верном направлении. Но то ли от неспособности его грамотно представить изобретение, то ли от косности или нерасторопности артиллерийского ведомства, второго шага не получилось. Да и ручная выковка орудия никак не годилась для поточного производства. Как известно, сталепушечное производство сложилось в России лишь спустя полвека, уже после Крымской войны. Может, раньше и не было объективных возможностей, но иной раз кажется, что Наполеон, в отличие от отечественного Артиллерийского департамента, изобретением Зотина нашел бы как распорядиться…
