Модель резных готических ворот
Любой работе по изготовлению чугунной отливки предшествует не менее, а зачастую и более трудоемкая и кропотливая работа по изготовлению модели будущего изделия. По причине сложности форм модель Готических ворот была изготовлена из дерева, причем делалось это дважды. Первая, изготовленная в Петербурге модель, мало того, что по дороге на Урал была повреждена, так оказалось, что выполнить чугунную отливку в полном соответствии с ней по технологическим причинам не представляется возможным. Уральским мастерам-резчикам по дереву пришлось на месте заново изготавливать модель будущего шедевра уральского художественного литья. Ключевая роль в этом деле принадлежала екатеринбургскому подмастерью мехового дела Егору Зубрицкому.
В «энциклопедии горного дела и металлургии», как назвал академик М.А. Павлов «Описание уральских и сибирских заводов» Вильгельма де Геннина, указан "комплект для дела деревянных мехов". В штат входил мастер, четыре подмастерья мехового дела, столько же учеников и два столяра.
«Оные мастеровые люди не завсегда при деле новых мехов, но почти более при починках и при разных поделках бывают»,- писал де Геннин. В их число входил, как значилось в архивной записи, и подмастерье Егор Зубрицкий. Подмастерье — это первый помощник мастера, прошедший многолетнюю столярную выучку и ставший искусным специалистом. До наших дней дошло свидетельство администрации горного завода о том, какие именно поделки чаще всего приходилось выполнять подмастерьям: «Случающиеся поделки, а именно дело и починка разных образцов моделей и досок, которыми печатаются всякие вещи для литья в песок, и столов, и стульев и прочего, что потребуется и надобно будет». Из этого замечания явствует, что некоторые из отлитых в песке перил и чугунных декоративных решеток для столичных мостов и усадеб вполне могли быть изготовлены на Урале по моделям и доскам, выполненным екатеринбургскими подмастерьями воздуходувных мехов. Как бы то ни было, меховой подмастерье, работая с деревом, был профессионально подготовлен к выполнению любой творческой задачи в своей профессии.
Сведения об умельце Егоре Зубрицком пришли к нам из восемнадцатого столетия. В пожухлой от времени архивной тетради в перечне имён кустарей, ремесленников, купцов, чиновников, домовладельцев и пришлых людей, снимавших угол на екатеринбургских подворьях, среди девяти тысяч жителей города значился и Егор. В графе "какое художество имеет" о нём написано: «Столяр, производит в доме гранильное ремесло и дело оловянных вещей».
Егор Зубрицкий в Екатеринбурге был старожилом, кадровым мастеровым, имел семью и собственный деревянный дом. Фабричное жалование получал в размере двадцати рублей в год. Доход его был невелик, но в сравнении с арестантами и подёнщиками, получавшими по копейке на день (3 рубля 65 копеек в год), Егору на жизнь, по-видимому, хватало. При этом, в неурочные дни он всё же подрабатывал огранкой драгоценных камней и производством оловянных изделий.
Сегодня редкие экземпляры оловянных вещей можно видеть только за стеклом музейных витрин: пороховницы, солонки, орнаментированные стаканы, сосуды, сделанные на старонемецкий манер по образцам, завезённым наёмными иностранцами из Европы, подносы, подсвечники и "мудродельные болваны" — аляповатая пластика для барских покоев.
Олово не требовало устройства литейной мастерской. Оно плавилось в медной посуде в домашних условиях на поду русской печи или на огороде в глинобитной печурке. Ковкий серебристый металл был послушен резцу и чекану. Из умелых рук оловянная вещь выходила нарядной, благородно поблескивала, не портилась от воды и долго не разрушалась на воздухе.
Ежедневно двенадцать часов Егор был фабричным подневольным работником, а остальное время суток у себя в бревенчатом доме — резчиком, литейщиком, чеканщиком, ювелиром — свободным художником. «У нас многие думают,- писал Н.С. Лесков,- что художники — это только живописцы да скульпторы, и то такие, которые удостоены этого звания академиею, а других не хотят почитать за художников». Егор Зубрицкий, естественно, разделял судьбу не удостоенных официально звания.
Чтобы свести концы с концами, многие екатеринбургские мастеровые в свободное от заводской повинности время кустарничали или занимались побочными ремеслами. Пятьдесят восемь мастеровых в старинном Екатеринбурге гранили у себя дома самоцветные камни. Некоторые из них имели в избах не по одному, а по два и даже по три станка. Плавкой и литьём цветных металлов промышляли четверо, но одновременно двумя этими ремёслами в городе владел только один человек — Егор Зубрицкий. Кроме него ещё девять человек на дому выполняли столярные заказы. На фоне горнозаводского мастерового люда подмастерье мехового дела Зубрицкий выглядел заметным умельцем.
Говорят, что истинный талант время не старит. Именно этому уральскому таланту вместе с другими умельцами в конце семидесятых годов восемнадцатого столетия выпала редкая честь поспорить мастерством с признанными петербургскими художниками и завершить соперничество победой. Об этом свидетельствуют события, развернувшиеся вокруг присланной из столицы деревянной модели царскосельских чугунных ворот, отлитых на Каменском казённом заводе в 1778 году.
Годом раньше, в 1777 году, президент Академии художеств Иван Иванович Бецкой сообщил в Екатеринбург командующему экспедицией по изысканию цветных каменьев Якову Фомичу Рооде, три года назад заменившему здесь умершего генерал-майора Донненберга, что императрица приказала поставить в Царском Селе литые художественные ворота из чугуна. Большую деревянную модель для отливки нового сооружения по проекту архитектора Фельтена двор поручил изготовить столичным резчикам.
Уральские мастера и до этих событий не раз выполняли ответственные монаршьи заказы. Для того же Царского Села екатеринбургские каменотёсы создали великолепные мраморные ступени парадных лестниц и монументальные к ним перила. В последние годы Двор постоянно поручал новому командующему экспедицией выполнение наиболее ответственных художественных заказов. Президент Академии художеств Бецкой, переживший немало неприятностей в связи с недавней отливкой конной статуи "медного всадника" воспринял новый заказ императрицы как удачно выпавший шанс восстановления престижа. Вскоре резная деревянная модель царскосельских ворот была изготовлена. Бецкой заплатил за неё 750 рублей (денежное содержание заводского столяра за 37 лет каторжной работы).
За такие деньги тобольские мастера делали два резных полных иконостаса. А пятью годами позже, в 1782 году, на торговой площади Екатеринбурга в Богоявленской церкви братья Бусыгины за четыреста рублей создали из пяти кубометров отборного кедра резное деревянное чудо — высокий иконостас размером одиннадцать на одиннадцать метров на осетровом клею.
Столичную модель предстояло перевезти санным путём из Санкт-Петербурга на Урал к доверенному человеку Бецкого — Якову Рооде, который и место уже подыскал для отливки: "… токмо бы сие литие государственною берг-коллегиею повелено было производить на Каменском казённом заводе по соображению мягкого чугуна",- писал он. С ним согласились, и 17 января 1778 года деревянная модель царских ворот, следуя на Каменский завод, прибыла в Екатеринбург.
В тот же день Рооде, словно почуяв неладное, приказал вскрыть ящики, чтобы обследовать груз, и обнаружил, что столичная модель сильно пострадала в пути. Какая беда приключилась с ней на зимней дороге, — документы не сообщают. Кое о чём можно судить лишь по содержанию финансового отчёта, представленного экспедиции сержантом Карлуковым, сопровождавшим обоз. По счетам оплаты поломок в пути видно, что не обошлось без дорожных происшествий, в результате которых ломались оглобли, разбивались сани, раскалывались ящики с частями модели. Сержант за свои деньги заменял сани, покупал новые оглобли и гвозди, сколачивал ящики. Этот счёт Рооде велел оплатить. Он не посмел утаить от Бецкого повреждения ценного груза, но в донесении употреблял осторожные выражения:
«И как через дальний провоз не могла оная (то есть модель — Е.Д.) миновать в некоторых местах немалого повреждения, то вынужденно нахожу привесть её поправкою в прежнее состояние». Создавалось впечатление, что достаточно исправить некоторые поломки и даже "в некоторых местах немалое повреждение" и ворота будут отлиты строго по модели, доставленной из столицы.
В первых числах февраля Рооде просил у Главного заводоуправления разрешить получение "лесных припасов для некоторого употребления, касающегося к литью чугунных ворот по присланной модели". Зачем ему понадобились "лесные припасы", если модель требовала только починки? Между тем, к своей просьбе он приложил расчет расхода материала по видам работ: «Для резного дела потребно кряжей липовых: если из всякой резьбы по одной штуке — 7 кряжей, на половинную резьбу — 10, а на всю резную работу — 20 кряжей и клею рыбьего два фунта». К этому он прибавил сорок три сосновые доски и два шестиметровых бревна. Похоже на то, что командующий экспедицией вознамерился не починять старую, а создать новую такую же модель. Всё прояснилось, когда он признался Бецкому, что кроме поломок обнаружил в присланной модели существенные недостатки конструкции.
«О больших воротах ещё осмеливаюсь донести, что мне в модели казались креплением штук весьма безнадежны, ибо металл не дерево, которого штуки клеить или клинить или гвоздьми приколачивать неможно, как и на тяжесть его смотреть надобно. Для чего распределил совсем другое сложение и крепи».
Эта смелая оценка изделия придворных резчиков была, вероятно, справедливой и подсказана командиру экспедиции скорей всего екатеринбургскими мастеровыми людьми, ознакомленными с характером поломок и признавшими негодной первоначальную конструкцию модели. Выбор нового технологического варианта "совсем другого сложения" означал, что готические ворота для Английского парка в Царском Селе предстояло отливать не по присланному образцу, а по другой, сделанной в Екатеринбурге, деревянной модели.
Впрочем, новое техническое решение не отменяло созданного архитектором художественного облика ворот. Бецкой и Рооде понимали, что внешний вид архитектурной постройки, утверждённый императрицей, нельзя изменить произвольно. Поэтому новая модель при всём её техническом совершенстве не должна утратить малой толики внешних достоинств столичного образца. Это чрезвычайно осложняло работу местных мастеров. Каждую деталь требовалось копировать с абсолютной точностью и безукоризненно чисто, не допуская малейшего отклонения от форм, размера, пропорций.
Художественное произведение всегда несёт на себе отпечаток творческого «я» своего создателя. Петербургская модель готических ворот, выполненная именитыми резчиками двора, не противоречила этому правилу. Повторённый и усовершенствованный вариант столичной модели хотя фактически и перестал быть «присланным», но оставался Санкт-Петербургским эталоном, по которому должна производиться отливка из чугуна. Может быть, поэтому модель, предназначенную и подготовленную для формовки, продолжали в переписке с центром называть «присленной».
В денежных документах модель стала упоминаться во множественном числе. Не потому ли, что Рооде создал две модели? Спустя некоторое время на этот вопрос ответил сам командующий экспедицией в "покорнейшем рапорте" на имя Бецкого: «Я отважился таковые же ворота вылить, токмо в полтора аршина по масштабу против пропорции больших вышиною, которые заслуживают быть в Академии художеств, особливо для того хотя чугун совсем и не такого свойства, как благородные металлы, и с собою так обходиться не допускает, однако до того приведён, что и в таковых малых штуках совершенная ясность, как в большом изображении».
Командующий приказал изготовить не одну, а две модели ворот: большую — натуральной величины, и поменьше — кабинетных размеров. Вторая (малая) модель задумывалась с двойным прицелом. Во-первых, по ней можно обучать процессам формовки, литья и отделки больших художественных деталей на примере малых ворот. Во-вторых, малые ворота можно было при случае покорнейше поднести в дар их превосходительству. Возможно, это последнее принималось в расчет командующим экспедицией, искавшим покровительства Бецкого в надежде перебраться ближе к столице. Видный искусствовед Б.В. Павловский придерживался версии, высказанной самим Рооде в "покорнейшем рапорте" и полагал, что назначением малой отливки было показать высокие пластические достоинства каменского чугуна. Думается, что ни одна из трёх высказанных догадок не исключает двух остальных
Выполнить столь ответственную работу могли лишь модельщики, имевшие не только намётанный глаз и твёрдую руку, но и солидную практику резьбы по дереву.
У себя а Экспедиции Яков Рооде располагал собственным штатом художников, если так позволительно назвать профессионально подготовленных архитекторских помощников и не имевших специального образования, но виртуозно выполнявших работу высокого художественного класса — мастеров, подмастерьев и учеников гранильного, камнерезного и каменотёсного дела. Надворный советник Рооде, напрямую сносившийся с Петербургом, был весьма влиятельным лицом в горнозаводской администрации. С любого из уральских заводов он мог по своему усмотрению вызвать для выполнения правительственного заказа лучших специалистов. Так он и поступил. Группа собранных под его команду мастеров изготовила обе модели в течении месяца. К сожалению, не довелось найти точных сведений о численности собранной им бригады и отыскать её поимённого списка. Профессионально команда была очень сильна, если ей удалось посрамить императорского резчика — Иоганна-Франца Дункера. Основываясь на архивных документах, могу определённо назвать пока лишь три имени.
Прежде всего, это Егор Зубрицкий, о котором уже кое-что сказано в начале очерка. По-видимому, Рооде обратил внимание на его многогранный талант и знал о способностях подмастерья Зубрицкого лучше и больше, чем знаем сегодня мы.
Глядя на отлитые из чугуна колонны, арку, наличники, на корону, венчающую устремлённое ввысь декоративное сооружение, осознаёшь высокую степень мастерства людей, создавших этот шедевр. Внизу на левой и правой шестиугольных площадках между профилированными тягами «колонн» располагались отлитые из чугуна скульптуры в виде женских фигур. Скульптуры стоят и в табернаклях на вершинах «колонн». Значит, в состав «воротной бригады» Рооде не забыл включить скульптора.
Более двухсот лет стоят на земле сработанные уральскими мастерами величественные ворота, вызывая гордость соотечественников, зависть и удивление заезжих гостей. Создавшие их мастера принадлежали казне, получали годовое государево жалованье. Этим объясняется отсутствие в «воротном деле» расходных документов о выплате им денег за этапы работ.
Только однажды в период работы над моделью казна выплатила Зубрицкому сверх жалованья сорок пять копеек на обратный проезд из Каменского завода в Екатеринбург. А пришел он туда в первых числах марта с обозом из пятнадцати конных подвод, доставившим обе модели. Командовал обозом двадцативосьмилетний архитекторский помощник и скульптор Михаил Горяинов, тоже отличный резчик, будущий автор белоснежного мраморного портрета Ивана Ивановича Бецкого.
На ста восьмидесяти километрах раскатанной полозьями морозной, а местами уже и слякотной, дороги клееная деревянная поклажа опять могла поломаться на угорах, подъёмах и спусках. Следить за состоянием "воротных моделей" обязан был Егор Зубрицкий. Возле них он провел на Каменском заводе две недели, собирая детали по узлам, ремонтируя повреждённые части и заново изготовляя пришедшие в негодность. Он готовил дерево к формовочным операциям. Надворный советник Рооде, поставивший на карту собственную карьеру, не мог доверить битву за престиж Экспедиции людям, в которых не был уверен. И только после того, как утрамбовали и поставили на просушку первые формы, он успокоился и разрешил Егору Зубрицкому покинуть завод, не дожидаясь оказии. Двадцатого марта столяр получил от казны 45 копеек на обратный проезд, а спустя шесть дней Рооде доложил в Петербург о благополучном начале отливок.
После отъезда Зубрицкого модели опекалученик каменотёсного дела Василий Пылаев. Он внимательно следил за состоянием дерева, восстанавливал повреждённые при формовке детали и возвращал их формовщикам. Василий Пылаев не был для Рооде человеком случайным в "воротном деле", и я основательно подозреваю его входившим в число резчиков, причастных к созданию двух новых моделей ворот на Урале — наряду с именами столяра Егора Зубрицкого и скульптора Михаила Горяинова.
Заводской смотритель Никита Ломаев писал о Пылаеве 21 мая 1778 года: «Ведения экспедиции о изыскании каменьев ученик каменотёсного дела Василий Пылаев находился при Каменском заводе у исправления к литью чугунных ворот разных моделей по сие число, а оного отправлен обратно, коему и явиться в свою команду. Жалованье ему, Пылаеву, за всё здесь бытие насчёт помянутых ворот выдано два рубля, да на проезд от Каменского завода до города Екатеринбурга на девяносто с половиною вёрст по деньге на версту — сорок пять копеек с четвертью».
Ученикам платили двенадцать рублей в год, или по рублю в месяц. Выплаченные Пылаеву два рубля, равные двухмесячному его содержанию, подтвердили, что в день отъезда Зубрицкого именно он принял вахту у деревянных моделей. А с отъездом Пылаева в Екатеринбург практически завершилась полугодовая работа уральских мастеровых над созданием литых царскосельских готических ворот по образцу, присланному из Петербурга.
В те майские дни Рооде докладывал в столицу: «Повеленные чугунные ворота до малых штук средней части во фронте литьём счастливо окончены, равно и те последние на сих днях окончить уповаю. А статуи надеюсь в июне месяце сделать. Теперь остаётся в вылитых штуках некоторые грубости, каковые сей несовершенный и грубый металл в литье оставляет, очисткою отнять».
Продолжали ещё работу формовщики скульптуры, плавильщики, чугунолитейщики. Вступали в дело слесари и вызванные из Берёзовского завода мастеровые — чеканщик Тимофей Хмелёв с помощниками Данилой Пушкиным и Евдокимом Суздальцевым. Дальнейшая судьба моделей никого больше не занимала. Резному дереву суждено было пойти на дрова. Чугунные копии с них были отлиты и начинали самостоятельную жизнь оригинальных произведений русского декоративного искусства. Спустя недолгий срок, вычищенные и выхоженные чеканами, покрытые плотным чернением ворота ожидали дальней дороги в столицу.
В Царском Селе для Готических ворот уже готовили место. В те далёкие семидесятые годы восемнадцатого столетия с отходом от регулярного паркового стиля кронам деревьев позволили, наконец, развиваться свободно. Разрастаясь, они ткали полупрозрачный занавес из молодой зелёной листвы. На этом нежном и трепетном фоне черные готические ворота должны были выглядеть почти графическим шедевром.
Их снаряжал в путь архитекторский помощник Никита Яковлев. В реестре, с которым отправлялся снаряженный обоз, он перечислил все части, из каких состоят ворота, количество ящиков, в какие они упакованы и указал общий вес чугунной поклажи — 1733 пуда (28386,5 кг).
Для того, чтобы перевезти этот груз с Каменского завода на пристань, выписали подорожную на сто двадцать лошадей. Возницы пуганули животных крепким русским присловием, и тяжелогружёный обоз выехал с заводского двора. А мастеровые, причастные к созданию шедевра чугунного зодчества, продолжали делать рутинную работу — каждый в своей заводской бригаде.
Тяжело давалась жизнь горнозаводским рабочим Урала. Говоря об условиях труда на уральских горных заводах в XVIII — середине XIX века, писатель Д. Н. Мамин-Сибиряк высказался определённо: «Это было ужасное время бесправия, шпицрутенов, плетей и всякого другого „пристрастия“, какое немыслимо даже при осадном положении, точно Екатеринбург стоял на охваченной мятежом и междоусобной бранью территории. Всего интереснее, что эти драконовские законы сопряжены были воедино для вящего преуспеяния несчастного русского горного дела, и под их давлением творился крепостной кромешный труд в рудниках, на фабриках и на заводской огненной работе. Сравнение с нынешней каторгой слишком слабо рисует положение тогдашнего Урала».
Впрочем, в жизни тех, кто упорней других потрудился над деревянными екатеринбургскими моделями и по воле заводского начальства принял участие в дальнейшем изготовлении царского заказа, событие это оставило заметный след.
Егора Зубрицкого Яков Фомич Рооде забрал к себе в Экспедицию и определил в плотники у шлифовальных работ с годовым жалованьем сорок рублей — вдвое большим против прежнего (теперь стоимость деревянной модели, названную Бецким незначительной, можно было бы покрыть зарплатой Зубрицкого на за 37, а всего за 18 лет).
Михаилу Горяинову, скульптору, сам президент Академии художеств Бецкой благосклонно позволил изваять недосягаемый для иных мастеров свой скульптурный портрет в каррарском мраморе.
Василий Пылаев в декабре того же года получил от командующего экспедицией сверх жалованья крупное денежное вознаграждение «за прилежные труды в деле высочайше повеленных чугунных ворот».
Не просчитался и сам надворный советник Яков Фомич Рооде, предпринявший смелую операцию с изготовлением уральской версии деревянной модели и преподнёсший Бецкому кабинетный вариант готических чугунных ворот. Престижный подарок: сами ворота в единственном экземпляре в императорском дворцовом саду, а их уменьшенный образец у Ивана Ивановича в кабинете! И третьего марта 1779 года был подписан высочайший указ о переводе Якова Рооде на службу из Екатеринбурга в Петергоф.
Устанавливал готические ворота в Английском саду царскосельского парка архитектор И.В. Неелов. Вместе с ним участвовал в этой работе и Яков Рооде. На лесах, возведённых по приказу Неелова, тринадцать рабочих ворочали и соединяли тяжелые чугунные детали. Работу они выполнили отменно.
Прочность конструкции и устойчивость высоких готических ворот проверена временем. И сейчас любой желающий может полюбоваться удивительным шедевром подлинного искусства, воплощенном каменскими мастерами в металле.