Первенец уральской металлургии
Территория, на которой стоит современный город Каменск-Уральский, в конце XVIII века относилась к Тобольскому уезду. К этому времени здесь уже существовали такие русские поселения, как Катайский (1655) и Колчеданский (1673) остроги, деревни Горбунова, Соколова (Гусельникова), Батуркина и Красногорская (сейчас часть города, так называемый Красногорский район).
Еще ранее, в 1644 году, в нашем крае был основан Успенский Далматовский монастырь, который постоянно расширял свои владения, скупая земли за бесценок у башкирских князей или получая их челобитьем. С бурной деятельностью этого монастыря и было связано начало истории нашего города и Каменского железного завода.
«Приискав руду» в 1681 году на реке Каменке, игумен монастыря Исаак с братьй в январе 1682 года бьёт челом царю Фёдору Алексеевичу и просит пожаловать им эту землю, так как она «лежит в пусте, а им де кроме этой руды железа про монастырский обиход взять и купить негде, потому что их монастырь от городов удалён». Только речку Каменку в своей челобитной они назвали Железенкой, таким образом введя власти в заблуждение. Просьба их была удовлетворена в короткие сроки: жалованная грамота, «писана на Москве лето 7190 (1682) февраля в 3 день», разрешала им «на речке Железенке тою железною рудою и лесом той речки по обе стороны владеть… в тех урочищах… руду… плавить». Отвод земли был произведён 28 июня 1682 года. Монахи построили здесь очередную, седьмую по счёту, заимку и организовали производство железа: «кузница с наковальнею, клещами, мехами, домница – плавить железо, в ней две печи с кричными клещами, с тремя поварницами, пред домницею… ступа и пест, чтоб железныя руды толчи…».
Однако беломестные казаки и крестьяне Колчеданского острога начали тяжбу с монастырём за спорные земли. В своей жалобе властям они писали, что «у отводу не были, и к межевым книгам рук не прикладывали, и тое речку спорили, что та речка Каменка, а не Железенка… а игумен Исаак их де прежний отвод тои земли утаил… и чинитца им беломестным казакам и крестьянам теснота в пашнях и во всяких угодьях умаление». Неизвестно, как сложилась бы судьба Железенского завода, если бы не начавшиеся петровские преобразования. В 1696 году Пётр затребовал прислать ему на пробу образцы уральской железной руды и даже, выехав в следующем году за границу в поисках союзников, не забыл и там об уральском железе.
Решение строить на Урале в Верхотурском и Тобольском уездах казённые заводы прекратило давний спор за земли на реке Каменке. В сентябре 1699 года по именному указу в Тобольск была послана грамота, в которой предписывалось «той слободы землями и железными заводы со крестьяны и со всеми угодьи того монастыря игумену з братьею владеть не велено… И быть той слободе за великим государём». Одновременно велено было послать образцы руды и описание тех мест и рудных залежей.
Общее руководство и наблюдение за строительством Каменского завода осуществлял тобольский воевода князь М.Я.Черкасский с сыном. В марте – апреле 1700 года из Сибирского приказа в Тобольск полетели один за другим именные указы – «заводы большие заводить» и «строить Каменский завод с поспешением». Непосредственно строительством завода на месте занимался тобольский сын боярский Иван Астраханцев и плотинный мастер Ермолай Яковлев, присланный с Павловских заводов. На Каменку он приехал одним из первых в феврале 1700 года, осмотрелся, составил роспись всего необходимо для строительства: 150 пудов железа, 60 ломов, 200 лопат, 60 заступов, 8 тыс. штук кирпича, 100 саженей верёвок. На стройке должны быть 100 работников с лошадьми, 100 пеших, 60 плотников, 10 кузнецов.
15 февраля силами крестьяне Каменской слободы начали заготовку леса для плотины. Но одним им это сделать было не под силу, так как в самой слободе было только 43 двора да ещё «вверх по Каменке по заимкам в семи верстах в разных местах 7 дворов». Поэтому велено было к заводу приписать крестьян «в подмог»: Катайского острога – 354 двора, Колчеданского острога – 175 дворов, Камышевской слободы – 174 двора, Багаряцкой слободы – 337 дворов. Приписные крестьяне должны были рубить лес и заготавливать дрова, жечь уголь, ломать и возить руду, известковый и горновой камень, гнать дёготь и пр. Вот как описывает крестьянские повинности староста Каменской слободы Яков Жуков: «работают они у строения железных заводов и всякую плотинную работу рубят и возят, и всякие припасы дают, и на карауле стоят, и в посылки ездят многие и подводы гоняют, да они же делают трупки на плавку железа многое число. И за колодниками в Тобольск в проводниках их посылают почасту и с отписками и за железом…». За свою работу крестьяне плату не получали, а лишь освобождались от всех податей — денежного и хлебного оброка.
Каменский завод строился быстро. К 8 октября 1701 года, когда была засыпана доменная печь, были построены: плотина рубленая, доменная печь с горном из белого камня и доменным двором, молотовая «фабрика» с двумя кирпичными горнами, кузница и ряд вспомогательных строений – амбаров и сараев, да 25 сосновых изб с березовыми сеньми для проживания московским мастеровым и пр.
Ещё в марте 1700 года из Москвы на Урал для работы на Каменских и Невьянских заводах были посланы мастера и подмастерья. В Каменск прибыли: доменный мастер Яков Фадеев, доменные подмастерья Андреян Дементьев, Сергей Фадеев, Андрей Тимофеев и Борис Семёнов, рудной засыпка Лука Симанов, горновой засыпка Харитон Григорьев, горновой мастер Никита Казанец, он же копает руду, кузнец Гаврило Зубрицкий, угольные мастера Михайло Тёткин, Павел Иванов, Семён Клементьев, Афанасий Тупикин, меховой мастер Севастьян Пахомов, молотовые мастера Дмитрий Бякиш и Григорий Тупикин, он же делает и дощатое железо, молотовые подмастерья Савелий Гарасимов и Иван Матвеев, пушечный мастер Эрик Депре, пушечные подмастерья Пётр Харитонов, Иван Семёнов и Григорий Жихарев, укладной мастер Яков Беляев, мастер дощатого и всякого железа Семён Фадеев (без руки). Был ещё ученик пушечного и гранатного дела Иван Афанасьев, который сбежал с завода. Впоследствии многие мастера из этого списка останутся на заводе и будут работать до глубокой старости. На завод придут их дети.
Первый чугун из Каменской домны был получен 15 октября, а первые несколько сотен пудов железа – в декабре 1701 года, тогда же были отлиты и первые три пушки: «первая длиною и с торелью в два аршина, в пять вершков, а ядром в полтора фунта, другая в два аршина, ядром в полтора ж фунта, третья длиною без торели в аршин с четью, ядром в четыре фунта». Помимо пушек были отлиты две мортиры, но они, как и пушки, были не чищены и не сверлены, так как «вертильня» ещё не построена и «снастей удобных к чищению нет». Таким образом, Каменский завод стал первым уральским заводом, вступившим в строй и выпустившим военную продукцию. Первая партия пушек и снарядов с Каменского завода была отправлена в Москву зимой 1702 года санным обозом в количестве 45 орудий общим весом 682 пуда, а также железа, стали и уклада – 210 пудов. Испытания присланных орудий прошли успешно.
С первых дней своего существования завод столкнулся с определённого рода трудностями – не хватало специалистов. В декабре 1701 года тобольский воевода князь М. Я. Черкасский пишет Петру I, что «для литья пушек, мортир, гранат и бомб нужны мастера искусные, такие как Ян Бигин», и перечисляет ещё ряд имён. «И без них де на сибирских заводах быть не возможно, и делу де всякому без них будет остановка», и то, что мастеров знающих на заводе нет и лить бомбы никто из ранее прибывших не умеет. А присланный в 1701 году на Каменку «тюменский сын боярский А. Колокольников для дела пушечных и мозжерных болванов бежал».
Кроме специалистов заводу ещё были нужны «330 работных людей беспеременно». Это выяснилось при опросе А.А. Виниусом каменских мастеров в октябре 1702 года. Однако, несмотря на все трудности, завод продолжал работать, выпускать продукцию и расширяться. В 1702 году здесь построили «вертильню» для сверления пушек, в октябре 1703 года запустили вторую домну. Строили её иноземцы – англичане Роберт Жартон и Вилим Панкурст, пушечные мастера, а не доменные. Может быть, потому и проработала их домна только 20 дней. В итоге её пришлось разломать, и русским мастерам пришлось возводить новую.
В ноябре 1703 года велено было построить на реке Каменке, в трёх верстах выше первого, ещё один, Верхний завод. Что и было исполнено к ноябрю следующего года. На его постройку были присланы ещё 250 крестьян, которые работали также «безденежно» – за снятие оброка. Постоянные рабочие завода — служащие, мастеровые и подмастерья – получали денежную и натуральную плату хлебом и овсом. Так, например, доменный мастер получал по 10 копеек в день да «по осьмине ржи и овса на месяц», его подмастерье – 6 копеек. Рядовые рабочие получали по 2—3 копейки в день. Это было гораздо меньше того, что платили работникам тех же профессий на центральных заводах. Но, поскольку продукты на Урале были дешевле (пуд хлеба стоил 2—2,5 копейки), реальный заработок здесь был выше, чем в центре.
Значение военной продукции Каменского завода в эти годы особенно возросло после поражения русских войск под Нарвой в ноябре 1700 года, где «шведам досталась вся наша артиллерия». В 1703 году завод выпускает рекордное количество орудий – 522. В октябре этого же года по именному указу на заводе велено лить пушки большие: 24—18-12 – фунтовые и мортиры 2- и 3-пудовые, а «меньших пушек лить не велено». Следуя приказу, в 1704 году на заводе было отлито: 24-фунтовых – 4 пушки, 18-фунтовых – 9- и 12-фунтовых – 48, 3 мортиры весом каждая 13 пудов и 1 мортира весом 50 пудов.
Однако спешка и несовершенство заводских работ привели к тому, что многие орудия не выдерживали испытаний и разрывались. Поэтому 20 февраля 1705 года выходит указ Петра I о том, что на Каменском заводе «ковать образцовое железо и делать уклад и сталь и лить бомбы и гранаты, а пушек и мортиров и гаубиц лить и к Москве высылать не велено». Производство орудий на заводе было возобновлено спустя одиннадцать лет – в 1716 году.
Каменский завод стал не только первым производителем металла и орудий на Урале, но и первым поставщиком этой продукции в центр. Доставка груза с Урала в Москву представляла собой весьма длительную и трудоёмкую операцию. Первые небольшие по объёму поставки осуществлялись гужевым способом, зимой по санному пути. Отправка же огромного количества продукции таким способом была не выгодна, связана с большими физическими и финансовыми затратами. Поэтому, начиная с 1703 года, металл и изделия стали отправлять водным путём.
С Каменского завода пушки, железо, уклад и сталь по зимнику доставлялись до Уткинской пристани, находившейся на реке Чусовой в 176 верстах от завода, на крестьянских подводах, специально для этого нанятых. Суда (дощаники) строились также заранее. Гребцами нанимали «охочих гулящих людей или от семей крестьянских детей повольною» по 10 человек на дощаник. Первый «железный караван», возглавляемый тобольским сыном боярским Семеном Резановым, отошёл от пристани 27 апреля 1703 года в количестве 40 судов. Груз был послан значительный: 323 пушки, 12 мортир, 15 гаубиц и 1110 пудов железа.
Еще в 1651 году в верховьях Чусовой при впадении в нее Утки была основана Уткинская слобода. В начале XVIII века здесь и была построена пристань. Строилась она одновременно с первыми казенными железными заводами: Каменским, Невьянским и Укиусским. При пристани имелись кузница для ковки новых и починки старых инструментов, амбары для содержания различных припасов, в том числе и привозимого с заводов железа, пушек и снарядов, а также отдельный амбар с погребом для хранения пороха.
В 1729 году недалеко от пристани построили пильную мельницу. Отныне на строении судов предписывалось «топорами никаких досок не тесать, но все пилить, дабы напрасно лес не тратился». Суда для сплава — струги, дощаники, коломенки, барки — строили крестьяне из разных деревень Верхотурского и Тобольского уездов. Для отправки первого каравана в 1703 году построили небольшие дощаники: 7 саженей в длину и 2 сажени в ширину. В каждый нагрузили по 300 пудов. Впоследствии размеры и грузоподъемность увеличилась во много раз. Вот как описывали суда того времени: «Большие коломенки длиной 17 саженей, шириной 3 сажени, высотой 2 сажени с поларшином. Груз берут до 8000 пудов, причем углубляются в воду на пять и шесть четвертей, а без груза на одну четверть. Коломенки плоскодонны. Дощаники со дна подбористы, длиной 17—18 саженей, шириной — 4. Для их строения употребляется сосновый и еловый пильный и шорный лес. Они бывают с палубами или не покрытые. На полу и корме по длине их лежащие на перевязи поносные (громадные весла: бревна с широкими досками на концах) — служат для управления ходу. Для ускорения ходу употребляются гребки (небольшие весла). Всякое такое судно снабжается снастями (канатами) и якорем». Барки были с тупыми носами, короче и ниже коломенок, имели меньшую осадку и грузоподъемность.
Каждое такое судно прочно скреплялось железными и деревянными гвоздями и болтами, конопатилось пенькой и паклей, а потом заваривалось смолой. При нем полагалось иметь несколько лодок, которые делались из досок толщиной в 1 дюйм, чтобы быть легкими, и в длину имели 3 сажени, а в ширину — 1 аршин.
На одной из коломенок, где должен был находиться караванный управитель, строили две каюты: одну для казны, другую для снастей и всяких припасов. На строительство одного такого судна расходовалось в среднем 300 бревен.
Так как Уткинская пристань от Каменского завода находилась почти в 200 километрах, груз приходилось доставлять заранее по санному пути. Перед отправкой на пристань груз тщательно взвешивали на заводских весах и, доставив на пристань, вновь перевешивали и пересчитывали каждое орудие и каждый снаряд. Контроль и учет был строгим. И все же бывали случаи недополучения груза. Так, например, в 1704 году, когда к отправке готовили караван, его смотритель Иван Парфеньев не досчитался 596 картечных ядер. Оказалось, что при переправе через Чусовую одна из бочек упала с подводы и утонула. Дно у бочки вышибло, и картечь выкатилась на дно реки. В таких случаях летом, когда река мелела, утонувшие ядра поднимались все до одного.
Позднее грузы доставляли с заводов подрядным способом. Сразу после Нового года в обер-бергамт в Екатеринбурге приходили подрядчики и называли свои условия. Условия эти записывали. Зажигали свечу в полено толщиной, и горела она ровно сутки. Пока свеча горела, могли прийти другие подрядчики и назначить цену выгоднее. Но если свеча сгорела, под договором ставилась печать, и новую цену назначить было уже нельзя. После этого начинали возить железо с заводов на пристань.
Гребцов на дощаники нанимали заранее, посылая служилых людей «наперед себя» в Кунгур, Лаишево, Казань и другие населенные пункты. Кунгурским крестьянам, нанятым на отрезок пути от Уткинской слободы до реки Камы, приходилось до пристани добираться пешком за сотни километров в течение нескольких недель. Если крестьяне не соглашались идти на сплав «повольно», их принуждали, брали «неволей». А отказываться им было по какой причине: весна — время полевых работ, когда весенний день год кормит. Иногда крестьяне целыми артелями уходили с маршрута во время сплава, особенно если он был поздним или проходил с большими задержками.
Кроме гребцов на каждое судно брали лоцмана и водолива. Водолив следил за исправностью судна и отвечал за сохранность металла. Лоцман же руководил работой гребцов, чтобы провести судно без поломок и потерь. Естественно, он должен был хорошо знать течение реки на протяжении всего маршрута, движение воды при различных уровнях, знать об образовании «суводей», струй и водоворотов и досконально изучить законы движения судна по воде.
Один из самых сложных участков — Чусовая. При малой воде здесь на пути выступают «огрудки» и «таши», на которых можно «замелеть» и застрять. При высркой или быстрой воде, когда скорость течения достигает 8 верст в час, а скорость судна — 15—20 верст, ими особенно трудно управлять под «бойцами», огромными скалами, нависшими над рекой. Хладнокровие, выдержка, смелость — непременные качества для лоцмана.
Брали в караван и служилых людей для различных рассылок и нарядов, а также для обережи денежной казны и железных припасов.
Был при караване и писарь. Служилые получали «государево жалованье», и оплата за сплав им не полагалась. А наемным работникам, например гребцам, от Уткинской пристани до Перми платили в начале XVIII века по 2 рубля, в середине XIX века — 8—13 рублей, а лоцману — 40—50 рублей.
Кроме основного груза — метала — на дощаники грузили лодки, весла, шесты, канаты и другие судовые припасы, запасались и холстом для парусов, так как в дороге нередко приходилось заменять их: ветрами паруса «рвало и в реку метало».
В апреле, как только Чусовая открывалась ото льда, дощаники спускали на воду. От платформы, на которой они стояли, к реке настилались «склизни», бревна, намазанные смолой или салом, по ним суда и стаскивались в воду.
Перед отплытием каравана священник служил молебен и окроплял дощаник святой водой. Под выстрел суда отходили от пристани. Самое главное было — не упустить момент и отправиться в путь по первой полой воде за льдом вскоре. Плыли только днем, по ночам стояли на пристанях. Самыми опасными и труднопроходимыми считались места, где высятся таких «бойцы», как Молоков, Горчак и Разбойник. Всего таких «бойцов» насчитывалось на Чусовой около ста. Возле самых опасных, таких, как Косой, Бражка, Владычный, Волегов, Узенький, Дужной, Кирпичный, Печка, в воду спускали деревянные брусья или плоты, так называемые «заплавни», чтобы смягчить удар барки о скалу. Но заплавни эти были малоэффективны, так как разрушались после первой же аварии. Когда коломенка налетала на «боец», у нее мало было шансов остаться на плаву. Люди в панике метались по тонувшему судну, объятые ужасом и страхом. Обычно при каждом сплаве разбивалось около 20 барок. Число жертв обычно ограничивалось тремя—четырьмя, но иногда достигало и сотни.
Но вот, выбравшись из каменистых утесов, Чусовая разливалась по пойменным лугам. Течение ее становилось спокойным и медленным. Но здесь сплавщиков поджидали другие опасности: можно было сесть на огрудок, то есть мель, или на таш, как называли огромные камни в реке. Если такое происходило, гребцы лезли в воду и при помощи шестов и других приспособлений освобождали дощаник.
Вот несколько строк из описания подобного плавания: «А плывши из Уткинской слободы до Чусовских городков именитого человека Григория Дмитриевича Строганова, стояли несколько дней из-за плохой погоды и ледохода. На Каму приплыли 2 мая и стояли сутки из-за сильного ветра. В Осинский городок на Каме прибыли 4 мая. Здесь по „челобитью“ работного человека крестьянина Степана Федорова „с товарищи 15 человек“ были наняты другие гребцы, так как эти „трясовницей заскорбели и ногами очень больны, и работать на дощаниках больше не могут“.
Плыли вниз по Каме через Сарапул, Лаишево, где караваны обычно останавливались на 2—3 дня по причине „шитья парусов и печения хлебов для работных людей“. Здесь же обычно ремонтировали дощаники и готовили их к „верховому ходу“ — бурлацкой тяге и движению против течения. После Лаишева Кама впадала в Волгу, по которой уже приходилось не плыть, а идти на веслах под парусами или бечевою, когда гребцы становились бурлаками.
Во время сплава третьего каравана в 1705 году под Казанью, у деревни Услон, случилась задержка. „19 мая в той Услонской деревне по приказу Александра Сергеева государевы суды остановили и фузеи, которые посланы были из Тобольска в Москву, взяли. В своей отписке Петру I Сергеев писал, что вынужден был взять эти фузеи, так как “из-за окраинных закамских городов в Казань каракалпаки и киргизы казаки (казахи) с великим собранием идут, с боем на русские низовые города, а у новоприборных солдат ружей самое малое число и то послано на Уфу и иные города с полками. А в Казани никакого ружья нет. И для опасения твоих великого государя городов и людей то ружье — 1366 фузей я взял и продал в Казани новоприборным солдатам. И велел им быть во всяком опасении и на всякий час готовым».
От Казани до Нижнего Новгорода доходили дней за 6—10. Здесь также происходила смена гребцов. Тобольские крестьяне нанимали вместо себя «в работу на дощаники нижнегородских жителей, т.к. у них, крестьян, от тяжелой работы ноги отекли и заскорбели нутренной болезнью… и отпущены они с дощаников». В Нижнем же часто ссылали с судов тех работников, которые были уличены в краже. Так, например, в 1704 и в 1705 годах были сосланы с дощаников Ермак Шершнев и Алексей Рыболов, «потому что покрали своих же артельщиков».
После Нижнего Новгорода путь каравана проходил по Оке. Идти приходилось также вверх по течению на бурлацкой тяге через Муром, Касимов, Рязань до Коломны. Этот маршрут проходили в среднем за месяц. Для бурлаков это был тяжелый участок, так как Ока во многих местах мелководна. Дощаники отставали один от другого, ибо «работные люди от бечевой тяги заболевали, уставали и не могли идти.
По Москве-реке тоже шли бечевою. Этот участок был небольшим по протяженности, но из-за мелководья суда продвигались медленно. Так, например, второй караван, пройдя государево дворцовое Новое село, замелел на переборах, не дойдя до Москвы 35 верст, так как воды было меньше, чем аршин. Третьему каравану повезло: когда они тоже замелели и уже хотели выгружать железо на подводы, пошел дождь, вода в реке прибыла, и караван благополучно дошел до самой Москвы.
А караваны, которые шли до Архангельска или Санкт-Петербурга, этот путь не всегда проходили за одну навигацию. Чаще всего транспортировка занимала около полутора лет. Суда осенью останавливались на зимовку в Твери. Железо разгружалось. Следующей весной караван вновь двигался в путь и к концу лета приходил в Санкт-Петербург.
За восемнадцать лет, с 1703 по 1719 год, с Каменского завода на Уткинскую пристань было отправлено около 500 орудий, более 48 000 снарядов, около 100 000 пудов железа, уклада и стали. Таким образом, Каменский завод помог России одержать победу в длительной войне со Швецией, обеспечив армию Петра I большим количеством артиллерийских орудий и железа, которое оказалось „гораздо лутче и мяхче шпанского и свицкого железа“.