Мы не знали, что такое война…
Совсем недавно я познакомилась с женщиной, которая во время войны жила на оккупированной фашистами территории в Белоруссии. Вот уже более полувека она проживает в городе Каменске-Уральском. Её зовут Жданкович Клементина Петровна (девичья фамилия Жук). В 2020 году ей исполнилось 92 года. И вот что она мне рассказала.
Клементина Петровна родилась 24 ноября 1928 года в белорусской деревне Столица Шарковщинского района Витебской области (Белорусская ССР). Маму Клементины Петровны звали Мария Франсовна, отца – Пётр Викентьевич. Также у Клементины Петровны были младшие братья и сестра: Франек, Устин и Мария. Деревня, в которой они тогда жили, была достаточно большой, люди жили своими хуторами. У них тоже было хозяйство – семь гектаров земли, лошадь, коровы, овцы, птица.
«До войны, – рассказывает Клементина Петровна, – я в основном нянчила и присматривала за маленькими детьми, пока наши родители работали. В нашем доме тогда помимо нашей семьи жила семья папиного брата и его незамужняя сестра. Я очень хорошо помню себя качающей две люльки одновременно. Из тряпочек я делала соски, клала туда размоченный хлеб и сахар, чем и кормила детей. После ухода отца на фронт я занималась уже обычным крестьянским трудом вместе с матерью».
Было лето 41-го года, Клемусе (так её называли в семье) шел тогда тринадцатый год. Все взрослые говорили о том, что началась война. Женщины плакали, провожая мужчин на фронт.
– Мы, дети, не знали, что такое война… Мы лишь слышали сильный грохот, ложились на землю, прикладывали к ней ухо и слушали, как приближаются немецкие танки.
Отвечая на вопрос о своей первой встрече с немцами, Клементина Петровна призналась, что ей, как ребенку, было удивительно то, что они разговаривали на непонятном для неё языке и то, как они одевались – в сапоги, шорты и рубашки с коротким рукавом. Советские мужчины в деревне одевались совсем не так.
В самом начале войны немцы никого не трогали и никого не обижали, а если и заходили во двор, то лишь для того, чтобы попросить масло, сало, яйца. С ними делились, но они всегда давали что-то взамен – мыло, нитки или шоколад.
Люди боялись не столько немцев, сколько местных разгулявшихся бандитов-мародеров, которые пользовались военным положением и безнаказанно зверствовали на территории сел. Клементина Петровна помнит один страшный случай:
«Как-то раз эти бандиты зашли в дом и стали вымогать у моей матери костюмы и хромовые сапоги моего отца. Мама сказала им, что ничего нет, а хозяин на фронте, после чего один из разбойников схватил её за волосы и потащил во двор на расстрел. Я была дома, когда раздалась автоматная очередь. Я испугалась и подумала, что мамы больше нет. Оказалось, что это в соседнем дворе другой член банды стрелял вверх, а моей маме каким-то чудом удалось спастись».
Бандиты эти терроризировали народ, забирали домотканые ковры и пальто на сёдла для лошадей. Всё, что было более менее ценно, люди от них прятали. Прятали даже одежду, которую в те времена в деревнях делали сами: шили костюмы, пальто, вязали одежду на спицах, а также ткали и вышивали покрывала, скатерти, простыни. Всё это хранилось в больших сундуках. До войны отец Клементинки работал ещё и как сапожник – шил любую обувь, катал валенки, даже с других хуторов к нему обращались как к специалисту.
Клементина Петровна вспоминает:
«Взрослые во время войны продолжали заниматься своей крестьянской работой – деваться было некуда. У нас в доме никто из немцев не жил, но у моих дедушки и бабушки селился один офицер. Моя бабушка готовила ему еду. Общались они через переводчика – тот объяснял ей, что нужно сделать и что приготовить. Перед своим уходом этот немец оставил ей свой самовар».
По словам Клементины Петровны, на исходе войны фашисты были уже совсем другие – злые, пыльные, грязные. Когда немцы отступали, то шли по большой дороге, не заходя глубоко в лес, так как очень боялись партизан.
«Нам очень повезло, что они прошли мимо нашего села, так как остальные деревни в округе они поджигали – дети видели столбы дыма от горящих сёл.
Однажды немцы разъезжали на мотоциклах в окрестностях нашего села, когда на них напали партизаны. Я была у подруги, когда они начали перестрелку. Я испугалась, побежала к своей бабушке и попала в эту “заварушку”. Не помню, как это произошло, но я получила осколочные ранения ног. Я едва добежала до бабушки – все мои ноги были в крови. Бабушка перевязала мне их и с тех пор я не могла ходить. Мама показала меня врачу-немцу. Он направил меня в местную районную больницу. В ней мне делали перевязки и хотели уже ампутировать ноги, так как они всё никак не заживали. Из-за начавшегося отступления немцев все пациенты больницы разбежались, и я осталась одна за 8 километров от своего дома. Только на следующий день моя мама приехала за мной на лошади и забрала меня.
Она пыталась вылечить меня самостоятельно, но ничего из народных средств не помогало. Однажды мимо нашего хутора проходил странник и попросил у моей матери напиться воды. Увидев мои увечные ноги, он спросил, что со мной. Я показала ему свои ноги, после чего он сказал, что может вылечить меня, если мы позволим ему остаться у нас на ночь. Странник этот оказался знахарем. Он сделал букетик из колосков ржи, обмакивал его в чистой воде и водил этим веничком по моим ногам. После трех таких процедур произошло чудо – мои ноги зажили, и я снова начала ходить, но до сих пор на моих ногах остались следы от ран».
На мой вопрос о том, угоняли ли на работу на Запад кого-то из её родных и близких, Клементина Петровна ответила: «Да, местных жителей забирали – молодежь, крепких женщин и мужчин средних лет. Их сгоняли в пуню (сарай для хранения сена, соломы или для других хозяйственных нужд. Прим. авт.), где немцы организовывали медицинские комиссии, внимательно рассматривая наших односельчан на наличие здоровья и физической силы. Рассматривали и меня. Моя мама очень долго пыталась объяснить немцам, что с моими больными ногами в работники я не гожусь, после чего меня все-таки освободили – медкомиссия признала меня негодной. Так травмированные ноги спасли меня, а вот мамину сестру забрали, как и одного моего знакомого парнишку… Перед уходом он попросил у меня что-нибудь на память, и я отдала ему свою брошь. Его забрали, он работал у какого-то фермера. Вернувшись, он сказал мне, что брошку потерял».
Клементина Петровна узнала об окончании войны от дедушки, который услышал об этом по радио. Все обрадовались.
В это же время семья получили уведомление, что отец – Петр Викентьевич Жук – пропал без вести. Они долго надеялись и ждали, ведь случались ошибки. До последнего надеялись, что он вернётся, но – увы… Брат Клементины Франек скоропостижно умер уже после войны, ему было 14 лет. Устин уехал в Казахстан, город Кустанай, где работал шофером на самосвале. Сестра Мария, работала на стройке, потом училась в Свердловске на швею. После окончания курсов работала в пятом ателье г. Каменска-Уральского, затем уехала в город Верхнеуральск, Челябинской области. Недавно ей исполнилось 80 лет.
В 1951 году по комсомольской путевке Клементина Петровна поехала строить Каменск-Уральский. В поезде она познакомилась с Фёдором, своим будущим мужем.
«Когда мы приехали в Каменск, меня поселили в общежитии Октябрьского района, а его – на другом конце города, в посёлке Чкаловский. Однажды он вместе с друзьями пришёл к нам в гости, Фёдор попросил меня отдать ему мой паспорт, а спустя неделю пригласил меня в ЗАГС, где мы и расписались».
С мужем Клементина Петровна прожили душа в душу 42 года. Вместе они работали на стройках города.
«Я была стропальщиком строительного управления № 1 треста “Уралалюминстрой”. Мы строили дома на поселках Южный, Ленинский, «49 квартал» и др. Работа была очень тяжелая».
Сейчас у Клементины Петровны две дочери – Людмила и Валентина и четыре внука.
«Я всем довольна, у меня все хорошо, я рада, что рядом со мной мои дочери. У меня много подруг и приятельниц» – сказала в заключение нашего разговора Клементина Петровна.
Я очень ей благодарна за интересный рассказ о её жизни. То, что рассказала Клементина Петровна, важно для сохранения памяти о военных годах и судьбах простых людей.
Жданкович К.П. и Вагина Е.А