Последние дни доктора Скворцова
12 апреля (24 апреля по новому стилю) 1881 года в семье священника приходской церкви села Новь-Юрмытское бывшего Камышловского уезда появился третий сын — Василий, на радость родителям и в утешение будущим его пациентам.
Способный мальчик, выросший в атмосфере взаимного уважения и любви, наполнявшей большую трудолюбивую семью, закончил Камышловскую гимназию, затем — медицинский факультет Томского университета и с 1910 по 1938 годы жил и работал в Каменске, очень скоро приобретя репутацию врача, который излечивает все болезни. Но что произошло со знаменитым доктором после 2 мая 1938 года и что тому предшествовало?
В тот день Василий Алексеевич Скворцов был арестован в своем доме сотрудниками Каменского отдела НКВД. О дальнейшей его судьбе до 1989 года не знал никто, исключая «компетентные органы».
В 1989 году в краеведческий музей обратилась дочь бывшего фармацевта каменской аптеки № 3 (сейчас №114) Галина Сергеевна Жидкова. Она рассказала почти невероятную историю.
Ее мать Елена Митрофановна приехала в Каменск в начале 1937 года по окончании Пермского фармацевтического техникума и тогда же была принята в уже названную аптеку. Вскоре вышла замуж за фотографа строящегося Уральского алюминиевого комбината Сергея Константиновича Смоленцева. Молодых поселили в коммунальной квартире недавно выстроенного так называемого дома ЦЖС № 3 (ныне дом № 11 по ул. Исетской). Здесь же получила комнату и медсестра больницы № 1 Анна Алексеевна, впоследствии, по мужу, также Смоленцева. Мы смогли встретиться и побеседовать с А. Смоленцевой. Вот что нам удалось узнать.
В конце марта 1938 года заболел главный инженер Уральского алюминиевого комбината (УАКа) Стырон. Больному предписали домашний режим, но состояние его ухудшалось. Был вызван В. А. Скворцов, в то время главный врач Каменской городской больницы. Доктор сделал назначения, оставил рецепт. Рецептар Е. Смоленцева приготовила по нему лекарство. Однако и оно не помогло больному. Стырона положили в больницу. В начале апреля 1938 года он скончался.
Анна Алексеевна Смоленцева была той медсестрой, которая ассистировала хирургам на вскрытии тела. Она вспоминает, что вскрытие проводили два врача — В. Скворцов и М. Абдарашитова, заведовавшая тогда больницей, в которой умер Стырон. После вскрытия Скворцов и Абдарашитова не могли прийти к единому заключению о причине смерти, долго спорили, из-за чего пришлось даже задержать гражданскую панихиду, заранее назначенную в клубе УАКа
На следующий день после похорон, придя на дежурство, А. Смоленцева услышала от главврача распоряжение: «Приготовь все к вскрытию». На вопрос, кого придется вскрывать, изумленная медсестра услышала: «Стырона».
Оказалось, что ночью тело инженера по распоряжению М. Абдарашитовой эксгумировали для повторного вскрытия. При этой операции вновь присутствовал В. Скворцов. Результат был тот же: не была установлена причина смерти. Правда, больной страдал тромбофлебитом, но был ли какой- либо важный сосуд закупорен тромбом, установить не удалось. Тело вновь предали земле. На третий день процедура повторилась.
Несчастного Стырона дважды выкапывали и вновь хоронили, но ничего нового в медицинское заключение это не добавило. Скворцов и Абдарашитова остались каждый при своем мнении.
В ночь на 2 мая 1938 года медсестра Смоленцева была разбужена светом фар остановившегося под окнами их квартиры автомобиля. Сквозь сон она слышала осторожный стук в дверь, негромкие голоса, затем кто-то прошел в комнату соседей.
Утром ее встретила в коридоре заплаканная мать Е. Смоленцевой: «Лену ночью забрали!».
Далее будем опираться на рассказ Галины Сергеевны Жидковой, слышавшей от матери о всех нижеизложенных событиях.
Когда Елену Митрофановну Смоленцеву втолкнули в машину, в ней уже находился В. Скворцов. Арестованных повезли в Челябинскую тюрьму. В тот момент доктор воскликнул: «Вас-то, Леночка, за что? Меня — понятно, я старый специалист, а Вы?!».
В тюрьме кормили соленой рыбой и не давали пить. (Очевидно, существовали специальные инструкции по НКВД о методах обращения с заключенными: о подобном обращении свидетельствую все, прошедшие лагеря, как бы далеко друг от друга они не находились). Затем устраивали «разминку»: выводили арестованных на тюремный двор и приказывали приседать до изнеможения. Е. Смоленцева находилась на четвертом месяце беременности. Видя ее состояние, начальник выводил ее перед строем, ставил перед ней ведро воды и говорил: «Мы понимаем. Вам в Вашем положении трудно, можете пить». Но измученная женщина не могла сделать ни глотка под взглядами таких же страдающих и униженных людей. Среди них находился и грузный, с уже сдававшим сердцем В. Скворцов.
В октябре 1938 года Елена Митрофановна родила в тюрьме сына Владислава. Она так и не подписала тот сочиненный следователем «документ», в котором доктор Скворцов был изображен главарем банды, стремившейся уничтожить всю техническую интеллигенцию в Каменске. «Никто из врачей не может сказать о Скворцове ничего худого», — упрямо повторяла она на допросах. «Вы глубоко ошибаетесь», — ответил ей как- то на эти слова следователь и приказал помощнику: «Введите!». Открылась дверь, и вошла М. Абдарашитова. В другую дверь ввели Скворцова. На вопрос следователя, обращенный к ней, Майя Хусайновна твердо заявила, указывая на Скворцова: «Да, этот человек хотел всех отравить, таким не место в обществе!». Ее увели. Увели и Скворцова. Больше Елена Митрофановна его не видела.
В декабре ее с младенцем этапировали в Шадринскую тюрьму. А в апреле следующего, 1939 года, неожиданно отпустили. Конвоир довел ее до станции, купил ей билет и посадил в вагон, да еще сунул бутылку с молоком — для ребенка. Было ли это следствием хлопот мужа ее сестры И. Зырянова, уполномоченного НКВД в Свердловске, она так и не узнала. В 1939 году он также был арестован.
Когда Е. Смоленцева с ребенком на руках в летних туфельках (тех, что были на ней при аресте) добралась со станции до своего дома ЦЖС, дочь не узнала ее, кричала, отталкивала ручонками: «Уйди, тетка, я тебя не знаю, не люблю!».
Впрочем, дальнейшая жизнь Е. Смоленцевой протекала вполне благополучно: она поступила в ту же аптеку, и хотя после тюрьмы начала болеть, продолжала трудиться в ней до самой пенсии.
М. Абдарашитова еще около десяти лет работала в Каменске, в годы войны была главным врачом эвакогоспиталя, устроенного в школе № 3. А потом из города уехала.
О докторе Скворцове в Каменске больше не было вестей, если не считать слухов, что якобы кто-то видел его в одном северном лагере, и он там работал как врач и делал настоящие чудеса. Люди всегда готовы верить в лучшее.
В 1957 году вдове Скворцова, Лидии Дмитриевне, сообщили, что ее муж посмертно реабилитирован. Очевидно, было выдано и свидетельство о смерти, и можно с уверенностью сказать, что в нем были указаны заведомо ложные причина и дата смерти, как во всех подобных Свидетельствах хрущевского периода «оттепели».
Правда о гибели доктора Скворцова сообщена музею Свердловским управлением КГБ по запросу общества «Мемориал». В 1990 году в музей переслали справку, где сказано, что В. А. Скворцов «осужден Военной коллегией Верховного Суда СССР 29 июля 1938 года по статье 58 УК РСФСР, пункты 7, 8, 11, 13 к расстрелу». Приговор приведен в исполнение в тот же день...
… Где-то на Золотой горе у села Шершни под Челябинском среди тысяч невинно уничтоженных находится и прах нашего выдающегося земляка. Суметь бы нам, каменцам, отдать ему последний долг памяти: восстановить разрушенный по нашей же халатности дом доктора, в котором он в любое время суток принимал страждущих и лечил бескорыстно. Побыстрей бы выжать из себя «манкурта», не помнящего ничего ни о себе, ни о других...