Тобольский драгунский полк на Урале в первой половине XVIIIв

Русская колонизация Среднего Урала и Южного Зауралья стала возможной только после падения ханства Кучума и основания русскими землепроходцами городов Тюмени (1586), Верхотурья (1598) и Туринска (1600). К 30-м годам XVII века в бассейне р. Туры и ее южных притоков Тагила и Ницы появились селения Тагильской, Чубаровой, Ницинской, Ирбитской, Киргинской и других слобод. В 1640 — 1670-х годах стали заселяться берега самого южного притока Туры — Пышмы; опираясь на Ялуторовский и Исетский остроги, русские землепроходцы продвигались на плодородные земли вверх по среднему Тоболу, его притоку Исети и по р. Миасу. По замечанию В.И. Шункова, основание к концу XVII века на этих реках более 50 слобод «укрепило за этим районом славу самого земледельческого района Сибири» [1]. Возникшие в это время Шадринская, Ялуторовская слободы и

Царево городище в конце XVIII века превратились в города (Шадринск, Ялуторовск, Курган).
Движение русских земледельцев в этот район было вызвано его чрезвычайно благоприятными климатическими условиями, но затрудняли его колонизацию в первой половине XVII века набеги тюркоязычных племен ("…через Чюбарову слободу из степи лежит старая дорога большая, которой дорогой… ходил под Уфу сибирский Кучюм царь"), а во второй половине века — встречное продвижение башкир, казахов и каракалпаков. Для обороны Южного Зауралья тобольские власти расселили в крестьянских слободах беломестных казаков. Но в конце XVII века этого оказалось уже недостаточно. На этой территории были построены Невьянский (1701), Каменский (1701), Алапаевский (1704) и Уктусский (1704) заводы. Проблема защиты уральского металлургического комплекса имела общегосударственное значение, для ее решения и была создана первая регулярная военная часть Урала и Сибири — Тобольский драгунский полк.

Сформирован драгунский полк был по указу Петра I от 13 декабря 1698 года «иноземному» офицеру Давиду Мейну, выехавшему из Германии на службу к русскому царю, о наборе 1000 драгун в слободах Тобольского уезда [2]. Штаб полка был расположен в Исетском остроге. Личный состав полка был набран из беломестных казаков (т.е. крестьян, освобожденных от податей при условии несения военной службы) Южного Зауралья. После создания полка драгун освободили от податей и установили им жалование (рядовому драгуну полагалось 3 рубля, 3 чети муки, 2 пуда соли и кумач на обмундирование в год). Полк сразу же создавался как регулярная военная часть Нового времени с соответствующей организацией, военной формой и дисциплиной. Командиры полка получили звания унтер-офицеров, прапорщиков, поручиков, капитанов, майоров, «полуполковников» и полковника.

Однако офицерский состав полка, за исключением Мейна, оказался русским: тобольские воеводы князья Черкасские отдали под его команду сибирских детей боярских и дворян, которые уже зарекомендовали себя на государевой «обереговой службе». Старшими офицерами были назначены Федот Матигоров, Степан Текутьев и Леонтий Парфеньев [3]. Остановлюсь на предшествующей службе последнего из них. Прадед и дед Леонтия служили дворянами «по московскому списку», отец — прослужил в чине тобольского сына боярского «больше 40 лет». Сам Леонтий с 1689 года в чине сына боярского посылался «с государевыми делами» в Москву, Енисейск, Нерчинск и Якутск. В 1694 году его отправили «на приказ» в Окуневскую слободу, находившуюся вблизи от места будущей дислокации драгунского полка. Парфеньев укрепил ее «острогом с башнями» на случай набегов кочевников, поселил в ней 130 крестьян.

Офицеры совмещали командование драгунами с должностями казенных приказчиков в острогах и слободах государевых крестьян, где размещался полк. Так, в 1701 году судьям Сибирского приказа бил челом Иван Томилов. Он писал, что «в прошлых годех» «строил на р. Пышме Белоярскую слободу своими статками на пустом месте… и в тоей слободе острог рубленой да церковь во имя Николы Чудотворца и таможенную избу и крестьян населил», в 1694 году у него были куплены на государя три двора в Ирбитской слободе, в одном из которых после этого была размещена таможня. За эти заслуги Томилов просил послать его «на приказ» в Белоярскую слободу, а его сына Василия — в Арамильскую слободу. Причем, в связи с тем, что в Арамильской слободе располагались беломестные драгуны Василия необходимо было пожаловать в капитаны. Прежнего приказчика Арамильской слободы капитана Ивана Буткеева челобитчик предлагал перевести капитаном и приказчиком Катайского острога, где также располагались драгуны. Думный дьяк А.А. Виниус «с товарищи» приговорили удовлетворить эту просьбу [4]. В 1708 — 1709 году приказчиком Катайского острога был майор Дмитрий Угримов, ранее числившийся в тобольских детях боярских [5].

При таком подходе к формированию полка создать регулярную часть в полном смысле этого слова не удалось, что обнаружилось после смерти Мейна 3 апреля 1702 года [6]. На его место тобольские воеводы послали представителя очень известного рода сибирских дворян Ивана Ивановича Аршинского, бывшего до этого «головой» и «полковником тобольских пеших казаков» [7]. Но в 1703 году воеводам (возможно, по указу Сибирского приказа) пришлось пересмотреть свое решение и назначить командиром полка «иноземца» Александра Линга, типичного представителя иностранного офицерства. В 1695 году этот офицер-наемник выехал «из Бранденбургской земли», принял православие и поступил на службу в русскую армию. Он служил капитаном в Смоленске, майором в Казани и Уфе. Именно на таких офицеров Петр I и возлагал первоначально надежды при создании регулярной армии, призванный сменить бородатое стрелецко-дворянское войско.
Переломить традиций русской армии XVII века такие офицеры оказались не в состоянии, частным примером чему явилась и судьба Линга. Еще до назначения к драгунам его пытались назначить командиром томских казаков на смену казачьему голове Осипу Качанову. Последний обладал большим авторитетом в томском «войске», сговорился с воеводой Григорием Петрово-Соловово, собрал казачьих командиров и «слушать им ево (Линга — М.А.) ни в чем не велел. Линг по-существу был арестован на своем дворе, где, как он позже жаловался, „держали ево… з женою и детьми за крепким караулом и морили голодною смертию“. „Иноземец“ бежал из Томска в Тобольск и именно после этого был назначен полковником драгунского полка. Драгуны его также не приняли, Линг от них бежал и в 1705 году тобольские воеводы разыскивали его „на Уфе и в Казани“ [8]. В данном случае сначала томские казаки, а затем тобольские драгуны отстояли свое традиционное право влиять на назначение своих командиров. С 1703 и до 1720-х годов почти бессменно командовал полком Парфеньев.
Основной обязанностью полка была „обереговая служба“ на границах уральского металлургического комплекса. Боевое крещение полк принял в августе 1703 года. „Немирные“ кочевники из „Казачьей орды“ совершили налет на русские слободы, разорили несколько деревень и угнали 45 крестьян в плен. В погоню за ними отправился отряд драгун во главе с Парфеньевым. Они „настигли“ кочевников, разбили их и отбили полоняников. Парфеньев в этом бою получил ранение. Крупные схватки с кочевниками драгунам пришлось выдержать в 1704 и 1709 годах.

В 1705 году началось восстание башкир, которое охватило не только территорию Казанского уезда, но затронуло и уральскую часть Тобольского уезда. В 1707 и 1708 году приказчики Уктусского и Каменского заводов Степан Павлуцкий и Матвей Городничий писали сибирским воеводам о намерении башкир идти „по сибирскую сторону Уралу Камени“, разорять русские жилища и о „похвалах“ их „царя Салтана“, что он для Сибири „прямой царь“.

Набеги башкир на сибирские слободы начались весной — летом 1708 года. В мае 1708 года они совершили набег на Чусовскую слободу, разорили пять деревень, убили и отогнали в плен 26 крестьян. Тогда же башкиры взяли в осаду Чюмляцкую слободу (ее обороняли крестьяне с приказчиком); совершили набег на архиерейское с. Воскресенское, где захватили двух крестьян в плен; разорили и выжгли Сполошную деревню Уткинской слободы. В мае 1709 года башкиры с каракалпаками совершили набеги на Богаряцкую, Белоярскую, Красномыскую слободы и Катайский острог.

В 1709 году набеги продолжились. В июне приказчик Уктуского завода писал, что „ныне на Уктуских заводах от воровских воинских людей башкирцев седим в осаде“, а в мае и июне башкиры разграбили деревни Арамильской слободы, крестьян „побили“ и 126 человек „в полон взяли“, угнали весь скот „и церкви и часовни, и деревни дворы пожгли“. В июле 1709 года русские крестьяне не выдержали: без всякого разрешения, „своею охотою“ сначала арамильские крестьяне „ста с четыре и больши“, а затем уктусские мастеровые „ста с три“ совершили походы на башкирские улусы „и улус татарский разбили“. В отражении этих набегов участвовали отдельные отряды драгун во главе с полуполковником Парфеньевым и майором Дмитрием Угримовым, в отдельных случаях им удавалось отбить „русский полон“ [9].

Но этих разрозненных действий было явно недостаточно. В марте — апреле 1710 году драгунский полк во главе с полковником Парфеньевым совершил поход в башкирские волости, располагавшиеся на Урале и в Зауралье. Командир полка в мае 1710 года доносил в Сибирский приказ, что он с „ратными людьми поиск над ворами учинил, тех башкирцев побил, в полон взял, юрты разорил“. Во время этого похода Парфеньев был трижды ранен и за его успешное завершение награжден чином „старого полковника“ [10]. Однако в мае — июне 1710 года вновь произошли бои с башкирами в Арамильской слободе и под Уктусским заводом. Даже на Невьянском заводе А.Н. Демидова из-за набегов башкир стало „вельми опасно жить“ [11].

После окончания похода 1710 года между офицерами полка (Парфеньевым, полковником П. Нефедьевым и капитаном В. Пономаревым) возникла распря. Сама по себе она была малоинтересной борьбой за власть между офицерами, но некоторые обвинения выдвинутые против Парфеньева позволяют рассмотреть важные аспекты жизни полка. Во-первых, Парфеньев обвинялся в том, что во время похода он „не советовался… с войском“. С точки зрения воинских традиций XVII века это было достаточно серьезное обвинение, но петровская регулярная армия основывалась на принципе единоначалия. Думается, это обвинение свидетельствует о становлении в полку принципа единоначалия, т.е. превращении драгун в регулярную военную часть.
Во-вторых, Парфеньева обвинили в ведении переговоров с „немирными“ башкирами, т.е. государственной измене. При разборе этого обвинения следует учитывать то, что Парфеньев, как и другие драгуны, имел достаточно широкий круг знакомств среди башкир и других кочевников, т.к. прожил в их окружении уже более двух десятилетий. Основой взаимоотношений русских землепроходцев и кочевников была не война, а торговля, мирное сосуществование. Вовсе не случайно поголовный опрос драгун, проведенный во время следствия, обвинения Парфеньева в государственной измене не подтвердил.

В 1713 году в организации и составе полка произошли значительные изменения. Сибирский губернатор князь М.П. Гагарин указал прекратить выплачивать драгунам жалованье и перевести их на службу „с пашни“. В ответ, рядовые драгуны отказались служить. Но пашенные крестьяне Царева городища, Утяцкой и Иковской слобод подали губернатору челобитную о том, „чтоб им быть в беломестных драгунах и податей государевых не платить“, т.е. согласились служить без жалования при условии освобождения от податей. По указу Гагарина крестьяне были поверстаны в драгуны, в Царевом городище и слободах возведены новые укрепления.
История поверстания крестьян в драгуны всплыла во время следствия о злоупотреблениях князя Гагарина. В 1718 году фискал А. Фильшин донес в розыскную канцелярию л.-гв. майора И.И. Дмитриева-Мамонова о том, что в 1713 году по мирскому челобитью Гагарин за взятку поверстал 500 семей крестьян в драгуны, от чего они „податей государевых не платили по 2000 рублей“ в год [12]. Следователи запросили справку в губернской канцелярии и выяснили, что в 1710 г. в Царевом городище и слободах было учтено 537 дворов, с которых собиралось податей по 455 рублей в год.

На допросах в розыскной канцелярии бывшие старосты и выборные, а ныне сержанты и прапорщики этих слобод показали, что „по совету с мирскими людьми“ они просили губернатора зачислить их в драгуны „против Асламинских слобод, а какой они губернии, того сказать не знают“. За удовлетворение этой просьбы они дали Гагарину взятку в 1500 рублей и его дворовому, через которого передали взятку, Д. Молчанову — 300 рублей. В 1713 году Молчанов переписал крестьян и записал в беломестные драгуны „без жалования, с пашни“ [13].
Поверстание крестьян в драгуны, отмена жалования, с одной стороны, превращало драгунский полк в иррегулярную воинскую часть; с другой, привело к усилению власти офицеров, а, следовательно, принципа единоначалия. Офицеры даже стали злоупотреблять своим положением. Во время следствия о князе Гагарине 232 жителя Царева городища, Иковского и Утяцкого станцов подали 23 доношения о насилиях и грабежах на своего командира Парфеньева. Согласно этим доношениям, он „вымучил“ у своих подчиненных в 1713 — 1719 годах 1418 рублей, полфунта золота, меха, скот, заставлял работать в своем хозяйстве. Жителям Утяцкого станца запомнился своими зверствами полковник П. Нефедьев. Приведу лишь одно обвинение против него. Вдова драгуна Авдотья Калининых писала, что он ее „держал… за караулом и бил своими руками и стегал плетьми смертно и из-за того мучения… взял… 10 рублев“. Однако расследование этих преступлений привело только к тому, что с Парфеньева и Нефедьева была взыскана лишь часть наворованного у драгун имущества.
Изменения в рядовом составе драгун и вымогательства командиров не сказались на боевых качествах полка. Более того, драгун успешно использовали для усмирения крестьянского восстания. В 1714 году в соседних с Царевом городищем Ишимских слободах начался бунт. Крестьяне „отказали… от суда“ приказчику С. Немтинову, „пограбили“ его „пожитки“ и распустили собранных для отправки в Тобольск рекрут. На следствии Немтинов сообщил, что крестьяне „хотели его, Семена, и драгун (живших в слободах — М.А.) убить до смерти“.
Для следствия о „противности“ крестьян Ишимских слобод губернскими властями был послан полковник Нефедьев с отрядом драгун, но „крестьяне угрожали ему… и присланным с ним… смертным убийством и из слобод его выгнали“. Следом из слобод был изгнан сибирский дворянин М. Городничий, посланный в слободы из Тобольска „для розыску… и збору податей“. Та же судьба постигла и майора И. Бобровского, отправленного в слободы с солдатами и пушками. Около 1000 крестьян „збили“ его караульных, отбили две пушки, называли майора „вором и выслали из слобод… вон“.

Более успешными оказались действия полковника Андрея Парфеньева (сына Леонтия). Несмотря на то, что крестьяне заперлись от него в слободе, стреляли по его отряду из ружей и пушек, ранили пять драгун, он смог захватить и доставить под следствие в Тобольск 101 бунтовщика. Однако на этом восстание не закончилось. В январе 1715 года из Тобольска в Ишимские слободы был послан приказчиком князь Н. Лихудьев, но его „в судной избе ишимский крестьянин зарезал до смерти при всех крестьянах“. Усмирить восстание удалось только полковнику Ф. Матигорову, посланному в слободы с отрядом драгун, он захватил и „заводчиков“ выступления И. Заматоху и Ф. Ведерникова [14].

В 1710-х годах полк продолжал играть важную роль в „обережи“ уральских заводов и сибирских слобод. В эти годы наибольшую опасность представляли набеги на русские слободы казахов и каракалпаков. По данным Тобольской губернской канцелярии в 1717 — 1719 годах кочевники совершили семь нападений. В апреле 1717 года „человек с пятьдесят и больши“ казахов и каракалпаков напали на д. Предеину Утяцкого станца, убили одного крестьянина, девять человек пленили и отогнали лошадей. В августе 1717 года „человек с тритцать“ „воинских людей“ совершили набег „вверх Тобола-реки“, пленили одного драгуна и двух татар. В мае 1718 года „человек с пятьдесят“ казахов напали на деревни Ишимских слобод, сожгли заживо в домах 13 крестьян, увели в плен 22 крестьянина и отогнали лошадей. В августе 1718 года казахи вновь напали на крестьян Ишимских слобод, убили крестьянина и пленили 10 мальчиков. В сентябре 1718 года кочевники напали на Усть-Ламинскую слободу, „изрубили“ крестьянина и шесть человек пленили [15].

В 1719 году полковник Л. Парфеньев доносил тобольским властям, что „Казачья орда“ подошла к самым границам уральских заводов и сибирских слобод. В этом году он около д. Коркиной отбили у драгуна 40 лошадей, в Ишимских слободах убили одного человека и пятерых пленили, в Асламинских юртах пленили шесть татар [16]. В том же году кочевники напали на Усть-Ламинскую слободу, пленили девять крестьян и отогнали лошадей; „разбили“ дер. Кашеирскую Емуртлинской слободы [17].

Набеги кочевников препятствовали развитию металлургии Урала. В 1719 году комиссар Уктусского завода Т. Бурцев направлен на Полевский рудник для разработки руды мастера Ф. Молодого с рабочими и драгунами. Они начали копать руду, в шахты были спущены срубы, сделана изба и баня. Однако летом приехали татары и башкиры и заявили, что „та де земля вотчина наша, и буде вы впредь на ту гору промышлять медную руду приедете, и мы вас прибьем до смерти и будет де с вами о сей нашей вотчине война немалая“. Они сожгли постройки и прогнали рудокопщиков [18].

В 1720 году тобольские власти сообщили комиссару Уктусского завода Т. Бурцеву о предупреждении башкира Катайской волости Камая. Он предупредил русских чиновников, „чтоб в русских острогах и слободах жили с великим опасением для того, что де к ним, башкирцам, пришли воинские люди Казачьей орды пятьдесят человек и у них с оными, с Казачьею ордою, совет, чтоб воевать русские слободы“ [19].

В 1722 — 1736 годах начальнику уральских заводов генерал-майору В. Геннину постоянно приходилось решать проблему умиротворения кочевых народов, соседствовавших с металлургическим комплексом. В июне 1723 года он доносил Петру I, что башкиры напали около места, где он намерен строить Полевский завод, на русских и убили трех крестьян и одного драгуна. В том же году Геннину сообщал, что башкиры пяти волостей, „человек тысяча“, на „совете“ решили: „Хотя де всем принять смерть, а в их вотчинах руд искать никого не пускать — ежели де руд искать допустить, будут и городы строить, и заводы заводить“. В 1724 году Геннин был взволнован войной между казахами и башкирами, которая происходила „близь заводов Екатеринбургского ведомства“. Петру I он писал: „И ежели б Бог Сибирь не хранил, то б оные варвары могли и всю Сибирь без помешательства им разорить и в Тобольск въехать“ [20].

Одной из причин набегов было желание отдельных ханов и батыров разбогатеть на торговле русскими рабами и поживиться за счет крестьянского скота. О объеме работорговли в Средней Азии этого времени позволяют судить „ведения“, которые составил Л. Парфентьев для Геннина. „Старый полковник“ сообщил, что с 1690 по 1724 год казахи, каракалпаки и башкиры „больше 15 тысяч (русских крестьян и татар — М.А.) в полон побрали и многих побили“. Интересны судьбы некоторых „полоняников“, о которых рассказал Парфеньев. Прапорщик И. Давыдов пробыл в плену с 1697 по 1704 год. За это время его пять раз перепродавали на невольничьих рынках Средней Азии. Только в Бухаре Давыдов видел 10 тысяч русских рабов. С 1694 по 1714 год пробыл в плену казак Ф. Пошехонов. Он несколько раз пытался бежать, его ловили и вновь продавали в рабство все далее от границ России (так он побывал даже на невольничьем рынке в Индии).

Тобольский драгунский полк продолжал играть в эти годы основную роль в отражении набегов кочевников. Во время уже упоминавшегося набега казахов на Коркину слободу в мае 1718 года отряду из 70 драгун удалось отбить 18 из 23 русских пленников [21]. Драгуны не только отражали набеги, но и ходили походами „в степь“ — в 1714, 1717 и 1718 годах. В 1723 году казахи совершили набег на Окуневский дистрикт. Были „выжжены“ с. Кислянское и д. Белая, крестьяне захвачены в плен. Драгуны не приняли участия в отражении этого набега, т.к. ни одного их подразделения в дистрикте не располагалось, но полк был выслан вдогонку за кочевниками [22].
Однако этих действий для обороны уральских заводов и сибирских слобод было явно не достаточно, что привело к обсуждению вопроса о мерах по ее усовершенствованию. Парфеньев считал, что наиболее важным является вопрос о ужесточении позиции по отношению к кочевникам. Геннину он писал, что в участившихся набегах кочевников отчасти виновата сибирская администрация: в 1716 году губернатор князь Гагарин позволил „Казачьей орде“ кочевать „вблизи“ русских слобод, а накануне налета казахов на русские слободы в 1723 году вице-губернатор А.К. Петрово-Соловово заявил, что они — мирные и русских не разоряют.

Тобольские власти считали основным в обороне уральских заводов и тобольских слобод укрепление регулярных воинских частей. В 1723 году на строительство Екатеринбургского завода был направлен майор Брикгаузен с 554 солдатами Тобольского полка [23]. В 1724 году сибирский губернатор князь М.В. Долгорукий добился от Сената и Военной коллегии мер по доукомплектованию личным составом и вооружением Тобольского драгунского полка до штатной численности гарнизонного полка, обеспечения солдат и офицеров жалованьем [24].

Наиболее развернутый план обороны рубежей уральских заводов предложил Геннин в доношениях Петру I и Екатерине I. В 1723 — 1726 годах под его руководством на Урале было построено восемь новых заводов — Екатеринбургский, Лялинский, Пыскорский, Егошихинский, Полевский, Верх-Исетский, Синячихинский, Верхний Уктусский, вопрос о их защите не мог не волновать горного командира. К этому вопросу Геннин подошел очень основательно: опросил офицеров Тобольского драгунского полка и горных управителей о состоянии обороны заводов, послал шпионом в Башкирию купца Д. Юхнева.

По мнению Геннина, для обороны уральских заводов было необходимо „собрать“ разрозненные крестьянские селения к большим слободам, „зделать кругом фортификации и поставить по нескольку пушек“. Крестьянам следовало раздать оружие и учить их владеть им подобно тому, „как в Германии есть лант-милицы“. По этой укрепленной линии необходимо было разместить три драгунских полка вместо одного. „В пристойных местах“ следовало сделать маяки и в случае нападения кочевников с маяков будет подаваться тревога, крестьяне начнут готовиться к обороне в „крепостях“, а драгунские полки выходить на опасные к нападениям места [25].
План Геннина в 1720 — 1730-х годах был реализован только частично: создать укрепленную линию и развернуть по ней три драгунские полка не удалось. Во время башкирских восстаний 1734 — 1736, 1737 — 1739 и 1740 годов на защите рубежей уральских заводов, как и прежде, оказались Тобольский драгунский полк и вооруженные „мужики“. Управлявший в 1734 — 1737 годах уральскими заводами и в 1737 — 1739 годах Оренбургской экспедицией В.Н. Татищев писал, что на этом рубеже „у меня в команде был один Тобольской драгунской полк, да Оренбургскаго было человек 500, и те без амуниции. И дела бездельные оными засчисчал: полковник Аресеньев от Течинской слободы до Тобола, из того числа драгуны содержали форпосты по Таболу, а рота драгун у заводов. Салдат тобольских был баталион, по крепостям дворян и казаков сибирских… явилось мало, а у меня заводскую границу на трехстах пятидесят верстах содержали мужики. И оных воровских набегов на таком великом пространстве так малым числом людей пресечь было никак невозможно, однако ж при мне они нигде великого вреда не учинили“ [26].

Заканчивая рассказ о истории первых десятилетий Тобольского драгунского полка хотелось бы остановиться на общей оценке значения этой воинской части в истории Урала. В справочнике о полках петровской армии М.Д. Рабинович, упомянув полк Д. Мейна, писал, что он „неоднократно принимал участие в карательных экспедициях против народов Сибири и восставших башкир“ [27]. Думается, такая оценка не учитывает исторических реалий XVII — XVIII веков.

Прежде всего, хотелось бы отметить, что в истории Тобольского драгунского полка своеобразно преломились традиции русской колонизации, позволившие русским землепроходцам освоить в течение тысячелетия огромные пространства Восточно-Европейской равнины и бескрайние просторы Азии. Характерными чертами ее были неразрывная связь усилий народа и государства в освоении новых земель, стремление наладить добрососедские отношения с коренными народами. Русские первопроходцы VI — XVII веков были не только земледельцами, но и воинами. В новых местах они были способны оказать вооруженный отпор нападениям аборигенов. Тобольский драгунский полк, с одной стороны, был первой регулярной частью на Урале и в Сибири; с другой, сформирован он был на основе поверстания в драгуны беломестных казаков и крестьян, которые и после создания полка остались земледельцами, жившими со своими семьями в селах и деревнях Южного Зауралья.

Размещение драгунского полка в Южном Зауралье стало одним из важнейших элементов государственной политики по колонизации этой территории и создании в ее пределах уральского металлургического комплекса. Земледельцы-драгуны, защищая рубежи уральских заводов и сибирских слобод, защищали и свои семьи. Без их ратного труда было бы невозможно мирное развитие этого региона.

Наконец, драгунский полк был именно „обереговой“ военной частью, боевые действия в степи драгуны вели только при отражении набегов кочевников. Между тем, набеги эти были вызваны отнюдь не стремлением башкир, казахов и каракалпаков защитить свои земли или насилиями российской администрации. Уральские заводы и русские слободы оказались „порубежными“ с их землями, но вовсе не нарушали их землевладельческих прав. Постоянные набеги на русских крестьян были следствием одной из особенностей кочевого и полукочевого хозяйства — его экономической нестабильности, толкавшей кочевников в случае угрозы голода от падежа скота на грабежи окрестных народов.

Такие отношения между русскими и кочевниками вовсе не означали возможности только немирных контактов. Между этими народами велась активная торговля, зауральские башкиры в XVII — XVIII веках под русским влиянием стали переходить к земледельческому хозяйству, некоторые башкиры и татары стали опытными рудознатцами и способствовали развитию уральских заводов. Таким образом, в XVII — XVIII веках происходил процесс сближения русских переселенцев и коренного населения, установления добрососедских отношений в этом регионе. Организация крупной военной части в Зауралье в конце XVII века ускорила этот процесс.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1]Шунков В.И. Очерки по истории земледелия Сибмри XVII в. М., 1956. С. 38 — 41.
[2] РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 729. Л. 3.
[3] РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 729. Л. 5.
[4] РГАДА. Ф. 214. Кн. 1310. Л. 408 — 408об., 413.
[5] Материалы по истории Башкирской АССР. Ч. 1. Башкирские восстания в XVII и первой половине XVIII вв. М. — Л., 1936. С. 233, 250, 268, 272.
[6] РГАДА. Ф. 214. Кн. 1350. Л. 499об.
[7] РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 729. Л. 5.
[8] РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 729. Л. 1 — 2об., 5.
[9] Материалы по истории Башкирской АССР. Ч. 1. С. 212, 234 — 235, 243 — 246, 270 — 273.
[10] РГАДА. Ф. 214. Кн. 1857. Л. 15об.
[11] Материалы по истории Башкирской АССР. Ч. 1. С. 275 — 276.
[12] РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 2623. Л. 1 — 1об.
[13] РГАДА. Ф. 214. Оп. 5. Д. 2623. Л. 6 — 6об.
[14] РГАДА. Ф. 248. Кн. 19. Л. 486 — 492об.; Акишин М.О., Шашков А.Т. Фискальный гнет Петровской эпохи и сибирское крестьянство (к вопросу о достоверности переписей конца XVII — начала XVIII в.) // История русской духовной культуры в рукописном наследии XVI — XX вв. Новосибирск, 1998. С. 96 — 111.
[15] РГАДА. Ф. 248. Кн. 373. Л. 643 — 646об.
[16] ГАСО. Ф. 29. Оп. 1. Д. 2. Л. 175 — 175об.
[17] РГАДА. Ф. 248. Кн. 373. Л. 643 — 646об.
[18] Геннин В. Уральская переписка с Петром I и Екатериной I. Екатеринбург, 1995. С. 99, 424.
[19] ГАСО. Ф. 29. Оп. 1. Д. 2. Л. 281.
[20] Геннин В. Уральская переписка… С. 96 — 98, 103 — 104, 247 — 248.
[21] РГАДА. Ф. 248. Кн. 373. Л. 644.
[22] ГАСО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 17. Л. 97 — 97об.
[23] ГАСО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 17. Л. 1.
[24] РГАДА. Ф. 248. Кн. 711. Л. 497об.
[25] Геннин В. Уральская переписка… С. 249 — 250, 269 и др.
[26] РГАДА. Ф. 248. Кн. 308. Л. 278об. — 279.
[27] Рабинович М.Д. Полки петровской армии, 1698 — 1725: Краткий справочник (Труды ГИМ, вып. 48). М., 1977. С. 85.